Под светлый праздник
(Пасхальный рассказ)Улицы столицы, прибранные по-праздничному, были полны ликующего народа. Вот из богатого приходского храма вынесли кресты, народ обнажил головы, засветились и здесь тысячи огонечков. По возвращении крестного хода послышалось радостное пение: «Христос воскресе из мертвых!..»
В сторонке, около церковной паперти, стоял невысокий седой старичок, а рядом с ним – румяная миловидная девочка-малютка. Оба были в жалких рубищах и, видимо, продрогли.
Старик при виде идущих тихо произносил:
– Христос Воскресе!
Ему подавали мелкие монеты.
– Дедушка, купи мне красное яичко, ты обещал! – просила внучка.
– Куплю, куплю, погоди! Тебе куплю и себе тоже, – успокаивал старик.
– Дедушка, а мы с тобой разговляться будем?
– А как же? Сегодня, милая, для всех праздник, и для нас с тобой.
– И чаю дашь?
– И чаю, и всего дам.
На малютку залюбовался какой-то солидный и почтенный старичок, укутанный в дорогое ватное пальто.
– Сиротка, вероятно? – спросил старичок нищего.
– Так точно-с, круглая сиротка!
– Возьми вот от меня яичко! – предложил старичок малютке.
Девочка взяла яичко и как будто смутилась от неожиданности.
– Чтобы я вам предложил? Извините меня, ради великого праздника: не согласитесь ли вы пойти ко мне вместе с вашей внучкой разговеться? Я хотел бы доставить истинное христианское и душевное удовольствие своей жене, – предложил незнакомец нищему.
– Извините, благодарю вас покорно, но… мы плохо одеты, – сказал нищий, указывая на свою ветошь.
– О, не беспокойтесь, это пустяки! У меня найдется платье и для вас. Пойдемте, здесь недалеко, а дома мы только вдвоем, я да жена.
И добрый старичок повел к себе гостей.
Вот дедушка с внучкой оказались в богатой квартире. Их встретили здесь ласково, приветливо, как дорогих гостей.
Дедушке вынесли в отдельную комнату кое-что из гардероба хозяина, не исключая чистого белья и обуви, и попросили переодеться.
Внучку взяла горничная и тоже принялась обряжать, во что было возможно.
Но вот дорогие гости были введены в богатую столовую, где их ожидали гостеприимные хозяин и хозяйка.
– Христос Воскресе! – произнес дедушка.
– Христос Воскресе! – пролепетала малютка.
Хозяин, ответив подобающим возгласом, по-христиански облобызался с гостями.
– Садитесь, прошу! – предложил хозяин.
– Какая ты хорошенькая! – произнесла хозяйка, усаживая девочку возле себя. – Как тебя зовут?
– Любаша! – бойко ответила девочка.
– Ты чего хочешь – чаю или кофе?
– Я хочу яичко.
– Вот яички, бери, кушай.
– А дедушке можно взять?
– Дедушка тоже возьмет. Ты озябла на улице?
– Теперь тепло.
– Ну, вот и отлично. Кушай яичко, а я тебе кофе налью и сладкой булочки дам. Кушай, будь как дома.
– Дома у нас прачки живут, много, много! Мы с дедушкой им дрова носим и в печку кладем.
– А ты дедушку своего любишь?
– Да, и он меня тоже любит. Он мне куколку махонькую такую купил, три копейки стоит, деревянная. Она теперь дома спит.
Пока хозяйка занималась с малюткой, хозяин, угощая гостя, участливо расспрашивал его о том, что довело старика до нужды, заставило просить милостыню.
– Тяжело, знаете, тревожить не зажившие раны, но жизнь так устроена, что представляется для нас омутом, трясиной, которая засасывает нас против желания, – говорил старик, чтобы оправдать себя в глазах этих великодушных людей. – Долго рассказывать мне свою повесть, печальную и невеселую; коротко же она такова: родился и вырос я в далекой провинции. Родители мои, Царство им Небесное, были люди благородные, воспитание дали мне посредственное, да и давно это было, когда за просвещением особенно не гнались. Вырос я, возмужал, на службу поступил, а потом вскоре и женился. Жили мы с женой тихо, мирно, уютно, детей нам Бог не дал. Тридцать с лишком лет прожили мы душа в душу, и казалось мне, нашему счастью и согласию ничто не могло помешать, но случилось так, что я осиротел: потерял свою дорогую подругу, для которой жил; она умерла, голубушка, на моих руках. Как я перенес такую утрату, как рук на себя не наложил, и сказать не умею. С горя ли, с одиночества ли, а только я стал неумеренно предаваться хмелю. Служба для меня потеряла всякий интерес, и я оставил ее. Был у меня небольшой домик, за покойной женой взял, я и его продал: не мил он мне был. Как пес бездомный, влачил я существованье и ночи проводил, где придется, чаще под открытым небом. Про друзей и говорить не стоит: все это были такие же погибшие люди, как и я. Сначала меня жалели, пытались возвратить к трезвой жизни, но потом махнули рукой – пропадай, мол, пропадом, ежели сам себе добра не хочешь. Однажды (это было в середине лета) я точно очнулся после долгого сна, и первое, что мне пришло в голову, – это идти странствовать по святым местам, молиться, просить прощенья и облегченья своей участи. И я ушел из родного города, куда глаза глядят. Года три жил я по монастырям разным и за это время совсем забыл свою пагубную страсть. Вернувшись в свой город, я уже был совсем чужой в нем. Кое-как, при помощи добрых людей, собрался я в Питер, где думал дослужить до пенсии. Здесь мне не суждено было устроиться, и я мало-помалу дошел до жалкого прозябания, пролежал с год в больнице, потерял способность владеть правой рукой и остался один выход – просить милостыню…
– Скажите, и вы с тех пор совсем отрезвились? – спросил хозяин гостя.
– Бесповоротно.
– Ну, а внучку-то откуда вы взяли?
– Чужая она мне, сиротка. Была у нее мать, да умерла, а отца она и совсем не знает. Ради памяти жены своей покойной пригрел я сиротку и полюбил ее, как родное дитя.
– Нехорошо, что вы ее с собой берете, извините меня.
– Не всегда. А сегодня такой праздник…
– Вы из какого города?
– Я полтавец, Переяславльского уезда.
– Из самого Переяславля?
– Так точно.
– Сколько вам лет?
– Под шестьдесят.
– А фамилия ваша?
– Иван Семенович Зеленский, титулярный советник.
– Скажите, не было ли у вас брата?
– Был-с, но я об нем потерял всякие известия.
– Отец ваш кто такой был?
– Губернский казначей.
– А брат ваш где служил?
– Он был землемером и, как теперь помню, уехал на службу в Восточную Сибирь.
– Холостым уехал?
– Нет, женился. Взял он дочь нашего соборного протопопа.
– Павловского?
– А вы почем знаете?
– Ваша невестка сейчас перед вами – вот она! – указал старик на свою жену.
Гость побледнел.
– Неужели я вижу перед собой брата! – произнес он, и слезы радости брызнули из его старческих глаз.
– Ваня, обними меня! – рыдая, старик бросился в объятия своему дорогому гостю.
Братья, не выпуская друг друга из объятий, долго смотрели один на другого, припоминая родные черты.
Старушка-хозяйка тоже плакала, и лишь Любочка, широко раскрыв свои голубые глазки, удивленно озиралась, не понимая такой общей радости.
– Ну, довольно, Ваня, поцелуй свою невестку! – предложил Сергей Семенович брату, подводя его к своей жене.
– Иван Семенович, голубчик, вот каким мы вас встретили! – произнесла старушка.
– Что делать, я никого в этом не виню. Все зависело от Бога, и вот, как видите, Он послал мне Свою милость. Разве я мог ожидать, что в жизни своей встречу в такой великий день подобную радость?
– Будь покоен, ты теперь обеспечен! Все, что ты видишь здесь, всю эту обстановку, даже дом этот, все это принадлежит твоему сегодняшнему другу и брату. Я с тобой больше не расстанусь, – говорил брат с улыбкой полного счастья.
Немає коментарів:
Дописати коментар